6.4. Субъективизм Дэвида Юма
Джорджа Беркли. Оригинальными и
вполне самостоятельными в философии Нового времени были учения английских
мыслителей Джорджа Беркли и Дэвида Юма. Один из основных
философских вопросов – о соотношении объективного и субъективного, мира и
человека – решается у них достаточно самобытно. Если Бэкон выводил
человеческое сознание из внешнего мира, а Декарт, наоборот, из мышления
– окружающую действительность (а вернее – знания о ней), то Беркли и Юм,
вообще, жестко разграничили области объективного
(внешнего, физического) и субъективного
(внутреннего, духовного) и фактически сняли вопрос об их соотношении и
взаимодействии.
Мы уже
неоднократно говорили о том, что наши представления о существовании окружающего
мира присутствуют в сознании благодаря тому, что мы видим, слышим, осязаем,
обоняем и т.д. Если у человека с рождения не работал бы ни один орган чувств,
его сознание было бы абсолютно пустым или темным, в нем не могло бы возникнуть
ни одного образа. Чувства – это те каналы, по которым к нам поступает
информация о наличии вовне некой реальности. Но где гарантия того, что они
совершенно точно воспроизводят действительность и предоставляют нам достоверное
знание о ней? А если чувства искажают окружающий мир, обманывают нас, и в
результате мы видим не совсем то или совсем не то, что существует на самом
деле. Вспомним, что еще греческий софист Протагор говорил, что человек – это мера всех вещей, то есть
утверждал о несуществовании общезначимого и для всех одинакового: как кому
кажется, то для каждого и есть истина. Иначе говоря, мы не знаем, каков мир сам
по себе, но знаем то, как каждый из нас его воспринимает или видит, не ведая
объективной картины вещей, каждый имеет свое собственное представление о
реальности. Последний и самый известный греческий скептик Секст Эмпирик
уделил этой проблеме также немало внимания. У всех живых существ, говорил он,
по-разному устроены органы чувств, поэтому неудивительно, что картина мира у
каждого существа какая-либо своя и значительно отличается от восприятий других.
Так, например, представим себе, что перед нами – комнатное растение. Наблюдая
этот предмет, мы скажем, какой он величины и формы, каков его цвет и запах,
гладкие или жесткие у него листья, сухой он или влажный и т.п. Таким образом, в
нашем сознании сложилось определенное представление о нем. А теперь вообразим,
что по данному растению ползает, скажем, муравей и тоже воспринимает его своими
органами чувств, которые у него устроены совершенно иначе, нежели наши. Так вот
его впечатление о данном предмете будет ли таким же, как и у нас? Скорее всего,
оно будет совершенно другим. Стало быть, известно, какую картину
действительности рисуют каждому живому существу его органы чувств, но мы ничего
не можем сказать о том, каков мир на самом деле. Но если даже, продолжает Секст
Эмпирик, не сравнивать восприятия человека и всех других живых существ, а
остановиться на чувственном опыте только людей, то и в этом случае нам не
откроется объективная картина вещей. Ведь органы чувств у всех устроены
неодинаково: один лучше видит, другой – слышит, третий – обоняет, а, значит, и
картина мира у каждого из нас будет отличаться от впечатлений любого другого.
Так, например, человек, лишенный зрения и слуха, будет считать, что нет вообще
ничего видимого и слышимого, нет цветов и звуков, а есть только осязаемое,
обоняемое и вкусовое. А насколько отличается мир, видимый человеком со
стопроцентным зрением от восприятия близорукого: стоит последнему надеть очки,
как все вокруг него преображается и становится совершенно иным. Следовательно,
мы можем сказать, какой нам кажется действительность в зависимости от наших
чувственных данных, но ничего не знаем о том, какова она сама по себе. И,
наконец, греческий скептик предлагает нам следующий замечательный пример.
Представим себе, что перед нами – яблоко. Оно желтое (зрительное впечатление),
гладкое (для осязания), благоуханное (восприятие обоняния), сладкое (на вкус) и
хрустящее (для слуха). У нас пять органов чувств (так мы устроены) и поэтому
нам кажется, что у наблюдаемого предмета пять вышеперечисленных качеств. Но
если бы у яблока было не пять качеств, а, скажем, десять, то тогда сколько бы
качеств мы воспринимали? Все равно пять, потому что у нас нет тех органов
чувств, которыми мы могли бы воспринять оставшиеся качества. А если бы у яблока
было только одно качество, то сколько мы в данном случае воспринимали бы
качеств? Все равно пять, потому что каждый орган чувств это одно качество
преподносил бы нам по-своему. И даже если бы у яблока вообще не было никаких
качеств, то мы воспринимали бы их ровно пять, так как каждый действующий орган
чувств рисовал бы нам некую определенную реальность. Значит, мы вообще не в
состоянии сказать, каков предмет на самом деле и что собой представляет, но
можем знать только, каким он нам кажется в зависимости от устройства наших
чувств. Мы видим мир не таким, какой он сам по себе, но всегда – только таким,
каким должны и единственно можем его увидеть в силу своей чувственной
организации. Философская традиция, начинающаяся с Протагора и проходящая
через учение греческих скептиков, называется субъективизмом (объективная
реальность недоступна, но вполне известно, какой она представляется (кажется)
познающему человеку – субъекту).
Беркли и Юм были последователями
и продолжателями в новой философии этого направления и говорили, что
когда мы воспринимаем какой-либо предмет, то в любом случае имеем его
зрительный образ, слуховой, осязательный и т.д. Мы узнаем о наличии предмета
через наши ощущения или чувства. Поэтому правильнее говорить, что перед нами –
не предмет, а сумма наших ощущений или чувственных его восприятий. Ведь вне и
помимо чувств мы не могли бы вообще ничего воспринимать. Мы имеем дело не с
действительностью, а с нашими ощущениями этой действительности, которые для нас
и являются настоящей, безусловной и первичной реальностью, то есть самой
действительностью. Что стоит за ними, неизвестно. Какой реальный мир за ними
скрывается, мы никогда не узнаем, потому что не в состоянии выйти за пределы из
наших ощущений, воспринять существующее без них и помимо них. А в том, что они
не представляют нам истинной картины вещей, сильно искажают действительность,
обманывают нас, мы вполне убедились. То, что мы ощущаем и то, что есть на самом
деле – далеко не одно и то же, но нам доступно только ощущаемое. Поэтому вполне
можно утверждать, что действительность – это совокупность наших ощущений.
Предметом философии, значит, должен быть поток впечатлений, сумма восприятий,
чувственный опыт, а вопрос о том, каков подлинный мир, совершенно бессмыслен,
так как мы абсолютно отрезаны от него своей субъективной реальностью (суммой
ощущений). Более того, не имеет смысла даже вопрос о самом существовании
объективного мира: не все ли нам равно, что стоит за нашими впечатлениями и
стоит ли вообще что-либо, если единственно возможная для нас действительность –
это мир собственных чувств и ощущений.
Однако в
философии все же было и такое редкое воззрение, по которому считается, что весь
мир – это именно только мои ощущения, то есть никакой реальности нет, а
существую только я, все же, мной наблюдаемое вовне -–это мои чувства, иллюзии,
вымысли, подобные образам сновидения. Я есть, а мира нет вовсе. Такое
утверждение называется солипсизмом (от лат.solus – единственный и ipse – я сам). Данное положение достаточно
трудно обосновать и отстаивать, поскольку в пользу него аргументов фактически
нет, против же – огромное количество. Ни Беркли, ни Юм не
разделяли позиции солипсизма. Поэтому их субъективизм можно
назвать умеренным, а солипсизм
– крайним вариантом субъективизма.
Ничего
говорить о настоящей реальности мы не можем и познать ее - не в состоянии. Нам
всегда будут неведомы причины происходящего, связи предметов и событий и
взаимодействия вещей. Мы можем не объяснить совершающееся, а всего лишь описать
свой чувственный опыт, наш ум бессилен открыть невидимые механизмы сущего, но
способен только констатировать кажущееся. Поэтому знать ничего, по крупному
счету, невозможно. Однако мы наблюдаем вокруг себя некую последовательность
вещей и стабильность происходящих событий (день сменяется ночью, а зима –
летом, булыжник непременно тонет в воде, газ горит и взрывается, любой живой
организм нуждается во влаге, планеты движутся вокруг Солнца, а человеческий
глаз воспринимает только освещенные предметы и т.д. и т.п.), в силу чего
непроизвольно ожидаем, что в будущем они будут происходить так же, как в
прошлом, что сегодня все совершится так же, как было вчера. Мы фактически
бессознательно надеемся на то, что завтра Солнце взойдет на Востоке и будет
новый день, что благодатная весенняя почва примет брошенные в нее семена и на
исходе лета даст нам свои плоды, что у разожженного костра будет тепло и что
вступивший в стадию ранней юности человек станет искать любви… Из нашего
непроизвольного ожидания вырастает привычка к устойчивому порядку вещей, из
привычки же рождается вера в этот порядок. В данном случае понятие “вера”
трактуется предельно широко: речь идет не о веровании в потусторонние,
сверхъестественные, высшие силы, но о вере во все происходящее вокруг нас.
Поскольку мы ничего не можем знать о мире, нам ничего не остается, как верить в
него. Мы верим, что весной должны разлиться реки, что всякий родившийся человек
растет и взрослеет, что за год Земля непременно обернется один раз вокруг
Солнца, и что на ясном ночном небосводе обязательно будут видны мириады далеких
звезд. Эта всеохватывающая вера и есть главная характеристика нашего
существования. Дэвид Юм назвал ее “естественной
религией”, то есть – верой в существующее, в наличное и повседневно нас
окружающее Бытие. В состоянии этой веры все мы и живем на земле, некоторые,
правда, говорят о том, что могут что-то достоверно знать и пытаются постичь
некие истины сущего, однако, все их усилия совершенно напрасны.
А философия
вовсе и не должна открывать причины происходящего и проникать в его глубины и
тайны, так как она все равно не сможет этого сделать. Ее задача гораздо
скромнее: она должна быть практическим руководством в повседневной жизни,
помогать человеку ориентироваться в окружающем мире, облегчать его реальное
существование. Если философия спустится с небес и займется земными делами, она,
тем самым, принесет немало ощутимой пользы, наполнится конкретным смыслом и
вполне оправдает свое наличие в качестве вида духовной деятельности. Такое
воззрение получило название утилитаризма (от лат. utilitas – польза) или прагматизма (от греч. прагма – дело, действие) и стало
теоретической основой более поздних философских учений, ставших достаточно
популярными и получивших широкое распространение в нынешнем столетии.
Вопросы и задания
1. Согласны ли
вы с тем, что идея о несовпадении видимого нами с реально существующим является
одной из наиболее важных в философии? Покажите на различных примерах из истории
философии как эта идея выражалась в различных учениях.
2. Проблема
несовпадения видимого и сущего решалась в философии двояко: одни мыслители
предлагали, игнорируя видимое, искать вечно сущее; а другие считали, что надо
ориентироваться на видимое, не пытаясь постичь истинно существующее. Какие
мыслители из известных вам придерживались первой точки зрения, а какие -
второй?
3. Как вы
понимаете утверждение Беркли и Юма о том, что действительность -
это поток ощущений?
4. Каким
образом Беркли и Юм доказывают, что вопрос о существовании
внешнего мира можно отбросить ввиду его несостоятельности? Согласны ли вы с
этим их утверждением?
5. Можно ли
охарактеризовать учение Юма такими понятиями, как агностицизм,
скептицизм, эмпиризм? Если да, то почему? Обоснуйте свой ответ.
6. Что такое “естественная
религия” в учении Юма? Каким образом тезис о “естественной
религии” связан с юмовским скептицизмом?
7. Раскройте
содержание понятий прагматизм и утилитаризм.
8. Как вы
думаете о каких философских вопросах и проблемах идет речь в следующих словах Юма:
“Все эти вопросы приводят меня в полное замешательство, и мне чудится, что
нахожусь в самом плачевном положении, которое только можно вообразить... я
чувствую себя запутавшимся в таком лабиринте, что не знаю, ни как исправить
свои прежние мнения, ни как согласовать их друг с другом”.