8.2.
П..Я.Чаадаев, славянофилы и западники об историческом пути России
Появление
самостоятельной и оригинальной философской мысли в России приходится на 30-ые
годы XIX века – мрачную эпоху реакционного правления Николая I-го. Это царствование
было ознаменовано расправой над декабристами,
господством в обществе жандармов и чиновников, гонениями на вольную мысль (так,
в это время даже было запрещено преподавание философии в русских университетах,
поскольку, по словам царского министра просвещения, “польза от философии не доказана, а вред от нее возможен”). Эта
эпоха – время страшной коррупции и зверского крепостнического произвола, эпоха
расцвета казенного патриотизма, когда повсеместно пропагандировалась известная теория “официальной народности”,
теория национальной исключительности и имперского превосходства России.
Наиболее концентрированно этот, как его называли, “квасной” патриотизм, выразил
не кто иной, как шеф жандармов А.Х.Бенкендорф, в следующих выразительных
словах: “Прошедшее России было
удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего,
то оно лучше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение”.
Однако
30-ые годы – это, по выражению А.И.Герцена, “время наружного рабства и внутреннего освобождения”, время, когда в
маленьких дружеских кружках, в студенческих аудиториях и в нескольких
московских салонах кипела интенсивная духовная жизнь, неприглаженно ставились
вопросы о смысле русской истории и о реальном вкладе России в мировую культуру.
На широкое публичное обсуждение эти вопросы решился
вынести Петр Яковлевич Чаадаев, своеобразный и глубокий мыслитель, друг
декабристов и Пушкина. Именно ему поэт посвятил ряд стихотворений, в
одном из которых так восторженно охарактеризовал Чаадаева:
Он вышней волею
небес
Рожден в оковах
службы царской
Он в Риме был бы
Брут, в Афинах – Периклес,
А здесь он –
офицер гусарский.
В 1830-ые
годы, впрочем, Чаадаев уже давно оставил “оковы службы царской”. Еще раньше, в начале 1820-ых годов именно
он, вероятно, послужил прототипом образа Чацкого в комедии Грибоедова
“Горе от ума”. В 1836 году Чаадаев
опубликовал в журнале “Телескоп”
первую статью под названием “Философическое
письмо” (всего этих “писем” было восемь, однако семь последующих так и
не увидели тогда своего читателя), в которой остро и резко поставил вопросы о
том, что такое Россия и что такое подлинная любовь к родине.
Выход в
свет чаадаевской статьи А.И.Герцен назвал “выстрелом пушки в ночи”, а ее написание – “подвигом честного человека”. Публикация первого “Философического письма” имела вполне
предсказуемые в николаевскую эпоху последствия: журнал “Телескоп” был закрыт, его издатель отправлен в ссылку, а
Чаадаева по приказу царя… объявили сумасшедшим. (Так судьбу Чацкого
неожиданно повторил тот, кто, возможно, был его прототипом – театральная драма
повторилась в реальной жизни). На Петра Яковлевича сразу же обрушился
шквал клеветы, угроз и обвинений. Что же произвело столь сильное впечатление?
Какие мысли Чаадаева вызвали такое раздражение у царских властей и
повергли в шок всю читающую публику?
Вот что
пишет Чаадаев о России: “прошлое
России – пусто, настоящее – невыносимо, а будущего у нее – нет”. “Мы – пробел в нравственном миропорядке”,
“враждебный всякому истинному прогрессу” и, раз уж Бог создал Россию, то,
как пример того, чего не должно быть – “чтобы
преподать миру какой-нибудь важный урок”. “Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный факт нашей
истории был нам навязан, каждая новая идея почти всегда была заимствована”.
Если на католическом Западе Чаадаев находит динамизм и единство
исторического процесса, то для России, усвоившей православный вариант
христианства из Византии, а потому оказавшейся на задворках христианского мира,
и надолго очутившейся под монгольским игом, по мнению мыслителя, характерны
замкнутость, невежество, пассивность, рабство. Чаадаев выступил за
сближение России с Европой на почве универсальной идеи христианства.
Как уже было
сказано, “Философическое письмо”
Чаадаева вызвало бешеное озлобление среди читающей публики. По словам
современника, все говорили про “чаадаевскую
статью” и “чаадаевскую историю” –
чиновники, барыни, священники – “все
соединились в одном общем вопле проклятия и презрения человеку, дерзнувшему
оскорбить Россию”. По поводу этих негодующих отзывов весьма верно и точно
выразился выдающийся литературный критик В.Г.Белинский: “Что за обидчивость такая! Палками бьют – не
обижаемся, в Сибирь посылают – не обижаемся, а тут Чаадаев, видите, задел
народную честь – не смей: говорить речь – дерзость, лакей никогда не должен
говорить!”
Петр
Яковлевич, которому запретили выходить из дому, что-либо публиковать, и,
публично объявив “помешанным”, начали
насильственно “лечить” (как известно,
в ХХ веке в СССР инакомыслящих также неоднократно объявляли безумными и
принудительно сажали не в тюрьму, а в психиатрические больницы), с мужественным
достоинством выносил свое одиночество. Вскоре он, объясняя свою позицию,
написал работу под названием “Апология
сумасшедшего”, в которой официальному патриотизму – слепому и
самодовольному восхищению государством, противопоставил новое понимание любви к
Родине – честное, горькое, самокритичное. В своей “Апологии” Чаадаев писал: “Я
нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно
видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде
всего обязаны родине истиной”. “Прекрасная вещь – любовь к Отечеству, но есть
еще нечто более прекрасное – это любовь к Истине… Я не научился любить свою
родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами”.
“Философическое
письмо” Чаадаева стало прологом великого спора о прошлом,
настоящем и будущем России, о ее месте в семье европейских народов, о русском
народе и его роли в мировой истории, об истинной и ложной любви к родине. Чаадаев
прочно зафиксировал в национальном самосознании факт экономической, социальной,
политической и культурной отсталости России – и от этого факта нельзя было
просто так отмахнуться. (Можно сравнить его с мальчиком из сказки Андерсена,
решившегося сказать принародно шокирующую истину: “А король-то голый!”). Однако парадоксальным образом произведение,
прозвучавшее как надгробное слово России и русской культуре, одновременно
явилось началом пробуждения русского самосознания. Поставленные Чаадаевым
вопросы требовали ответа. Выступление мыслителя, вызвавшего на себя “огонь”
правительственных репрессий и общественного негодования, стимулировало
философскую дискуссию, в которой оформились две крайние позиции, сторонники
которых вошли в историю под именами “славянофилов”
и “западников”.
Славянофилы. Славянофилами стали называть группу
мыслителей, литераторов и публицистов, наиболее яркими фигурами, среди которых
были А.С.Хомяков, братья П.В. и И.В.Киреевские и братья И.С.
и К.С.Аксаковы. Вопреки Чаадаеву, славянофилы утверждали, что нет какого-то единого,
универсального, общечеловеческого пути развития, а каждый народ живет своей
особой жизнью, имеет свой особый “народный
дух”. Выступая против казенного патриотизма, против крепостного права,
самодержавной бюрократии, в защиту достоинства личности, славянофилы, тем не
менее, говорили о чувстве национальной гордости за Россию. Они остро осознавали
разрыв интеллигенции с народом и стремились вернуться к “почве”(как уже в XX веке Мартин Хайдеггер),
отказаться от слепого подражания Западу. И все это не было только декларациями
– славянофилы внесли огромный вклад в изучение самобытной народной русской
культуры: братья Аксаковы занимались основательным изучением статистики,
Хомяков стал первым русским светским богословом, славянофил Афанасьев
собрал и издал собрание русских народных сказок и исследовал древнерусское
язычество, П.В.Киреевский также собрал и опубликовал русские народные
песни, а близкий к славянофилам В.И.Даль стал автором известного и
доселе непревзойденного «Толкового
словаря живого великорусского языка».
В чем же
усматривали славянофилы
своеобразие и преимущество России? За что критиковали западную цивилизацию?
Подобно Чаадаеву,
славянофилы считали, что религия
формирует народную культуру и определяет историю. Однако, если, по Чаадаеву,
католическая церковь создала условия для вызревания “социальной идеи” христианства, а русское православие – замкнуто,
консервативно, реакционно, пассивно и не влияет на общество, то, по убеждению славянофилов, напротив, католическая
церковь извратила христианство, превратив его из источника любви и свободы в
мертвый институт власти и принуждения, тогда как православная церковь сохранила
истину христианства в первоначальном, неискаженном виде. На современном Западе,
по мнению славянофилов,
господствует расщепленность, расколотость - как сознания отдельного человека,
так и между людьми, правят бал одиночество и конкуренция. По выражению Константина Аксакова, “на Западе душа убывает”. Иван
Киреевский обвиняет западную культуру в отрыве просвещения умственного от
просвещения нравственного, приводящем к тому, что достижения человеческого ума
обращаются против самого человека.
Всему этому славянофилы противопоставили идею
целостного знания (истина познается не только рассудком, но и “духом в его живой цельности”) и
важнейший спасительный принцип соборности, лежащий, по их мнению, в основе
православной веры и всей русской жизни. Соборность
они определяли как “единство во множестве”,
как “хоровое начало”, сочетающее
ценность личного и общего, добровольный союз людей для совместного действия.
Неразрывное единство веры и разума, мысли и чувства, единичного и всеобщего,
христианства и светской культуры – таков высший идеал славянофилов.
Говоря о
православии, как соборной
религии, они имели в виду не казенную церковь, ставшую после реформ Петра I
всего лишь частью государственной машины, но – живое единство верующих. “Церковь знает братство, - по словам А.С.Хомякова
– но не знает подданства… В делах веры
принужденное единство есть ложь, а принужденное послушание есть смерть”. По
мнению славянофилов, в
католицизме единство доминирует над свободой личности, в протестантизме свобода
– над единством, и лишь православие представляет собой синтез единства и
свободы, то есть, основано на соборности.
Таким образом, церковь не есть внешний авторитет, но есть выражение внутренней
истины, принимаемой человеком свободно и осознанно.
Свое
социально-экономическое воплощение соборность, по мнению славянофилов, нашла в
русской общине, в которой люди коллективно (“всем миром”) решают вопросы совместной жизни и труда. В то время,
как на Западе община давно погибла и восторжествовал дух конкуренции и эгоизма, в
России общинность является, по мнению
славянофилов, залогом ее великого будущего.
Идеализируя Древнюю Русь, славянофилы вместе с тем ясно видели пороки современной им
Российской Империи. Хомякову принадлежат знаменитые поэтические строки о
России, исполненные, пожалуй, не меньшей горечи и боли, чем “Философическое письмо” Чаадаева:
В судах полна
неправдой черной,
И игом рабства
клеймена,
Безбожной лести,
лжи тлетворной
И лени мертвой и
позорной
И всякой мерзости
полна!
Спасение
России славянофилы видели в
ликвидации крепостного права, в освобождении церкви из-под ига государства, в
уничтожении “немецкой” бюрократии, в
развитии самоуправления и возвращении к общинным началам русской жизни. Отрицая
капитализм, парламентаризм, конституционализм, как “западные” выдумки,
славянофилы стремились вернуться к (во многом выдуманной ими же) эпохе XVII
века, - времени допетровской Руси.
Западники. Славянофилам противостояла –
в московских салонах и на страницах изданий – другая группа мыслителей (в
основном состоявшая из ученых и профессоров – историков, юристов и т.д.),
получившая название “западников”.
Наиболее ярким представителем этой группы был Т.Н.Грановский. Западники были убеждены в общности
исторического пути всех народов и считали, что Россия должна двигаться по пути
Европы, преодолевая свою отсталость. По их мнению, подлинная история России
началась лишь с эпохи Петра I, направившего страну на путь европейского
просвещения. “Запад” ассоциировался
для этих мыслителей с понятиями “прогресс,
гуманность, свобода” – со всем тем, чего так не хватало в России. В отличие
от славянофилов и Чаадаева, западники
мыслили секуляризированно, в рамках
светской культуры, исходили из идеалов космополитизма
(от греч. космос – мир + политэс –
гражданин, т.е. гражданин мира) и абсолютной автономии (независимости) личности.
При всех
очевидных различиях, противоположность между воззрениями западников и славянофилов не стоит преувеличивать. Примыкавший в те годы к западникам А.И.Герцен подчеркивал: “наше сердце билось одно, но головы, как у
двуликого Януса, смотрели в разные стороны” (Янус – римский бог входа и выхода, изображался с двумя смотрящими в
разные стороны лицами). Западники
по-своему любили Россию, хотя и ненавидели ее недостатки, а славянофилы с большим уважением
относились к Западу (так, Хомяков называл Европу “страной святых чудес”) и лишь подчеркивали самобытность русской,
православной культуры, способной, однако, воспринять и лучшие начала
европейской цивилизации.
Славянофилы – люди, более всех
несогласные с Чаадаевым по принципиальным вопросам, одновременно более
других симпатизировали ему, как человеку. Поэт Федор Тютчев, близкий по
взглядам к славянофилам,
говорил о Чаадаеве: “Человек, с
которым я больше всех спорю, это человек, которого я больше всего люблю”. И
западники и славянофилы относились к одной
духовной среде, встречались в одних дружеских компаниях и одинаково глубоко
ненавидели рабство и унижение человеческого достоинства со стороны
николаевского режима. И те и другие бились над решением одного и того же
вопроса – как преодолеть отсталость и несвободу русской жизни, но ответы давали
разные: идти общим путем с Европой, догоняя ее (западники) или же найти в
самобытности, непроявленности сил русского народа залог будущего величия России
(славянофилы). И славянофилы,
и западники создали себе
своего рода “утопии”, только “утопия” славянофилов находилась в русской истории (Московское царство XVII века), а “утопия” западников
– на современном им Западе. При этом славянофилы,
по словам философа Владимира Соловьева, сравнивали идеалы Древней Руси с
фактическими грехами Запада. Преимущество, конечно, оставалось на стороне
русских идеалов. Напротив, западники, критикуя Россию, сравнивали
западные идеалы гуманности с грешной русской действительностью, причем
преимущество оставалось, конечно, на стороне гуманного Запада.
Спор западников и славянофилов, начавшись во второй четверти XIX века, длится и
по сей день. Несколько меняются аргументы и суждения спорящих сторон, но суть
спора остается прежней, так же волнуя умы и являясь одним из вечных “нервов”
всей нашей общественной и философской мысли, поляризируя и будоража мыслящее
общество.
Вопросы и задания:
1.
Сравните судьбу П.Я.Чаадаева
и его литературного “двойника” Чацкого из комедии Грибоедова “Горе от
ума”.
2.
В чем взгляды Чаадаева
сходны с позицией западников, а в чем – с позицией славянофилов?
3.
Как Чаадаев отвечал
на упреки в “непатриотичности”? Подумайте, чем истинная любовь к Родине
отличается от “казенного” патриотизма.
4.
По мнению исследователя
русской философии С.А.Левицкого, “Чаадаеву открылась какая-то
страшная правда о России – темная правда, от которой нельзя просто отмахнуться”.
Как вы думаете, о какой правде идет речь? Согласны ли вы с его мнением?
Обоснуйте свою позицию.
5.
В чем славянофилы видели
своеобразие и самобытность русской культуры?
6.
Приходилось ли вам слышать о
современных продолжателях западников и славянофилов? Если да, то
сравните их с их предшественниками – западниками и славянофилами
середины XIX века.
7.
Как и почему оценивали фигуру
и деятельность Петра I славянофилы и западники?
8.
Подумайте, за что западники
ценили западное общество, и за что его же критиковали славянофилы?
9.
Обращаясь к западникам, А.И.Герцен
писал: “Европа нам нужна, как идеал, как упрек, как благой пример; если она
не такая – ее надо выдумать”. Как вы понимаете это высказывание? Актуально
ли оно в наши дни?