Я всегда был уверен, что зеленое плохо сочетается с синим. Причем, к цвету хлорофилла, цвету живого - полагал я – вряд ли подходят любые оттенки холодной гаммы: бирюзовый, аквамариновый, голубой. «Зеленое тянется к свету, а синее - к темноте!» - так я считал очень долго, почти всю жизнь, прожитую на «Щелчке». А потом узнал, что море – и именно осеннее море! - это не только бесконечные кубометры горько-соленой, с растворами сульфатов и калия, холодной или не очень, воды. Это прежде всего - мастерская света, в которой небесный художник испытывает возможности природной палитры: багрянец на палевом, золотые искры и перламутр. А еще - серебро. Повсюду и в разном - литое старинное серебро. Местами даже - серебро с чернью.

А вот что касается леса… Шишкин, Куинджи, Васнецов... Салатовый и темно-зеленый, фиолетовый в ельнике и болотный у дубняка. Мне всегда казалось, что все цвета леса тяготеют к коричневому, как цвета моря – к цвету внутренней полости раковины моллюска. Я просто не знал о чарующих свойствах солнца. Тогда я еще не видел осеннего моря!

Вы спрашиваете, какое оно - осеннее море? А как рассказать? Скажем, на пляже сочинского санатория «Салют» галька – особенно по утрам! - светло-серая, округлая и довольно крупная. Лежать на ней жестко. Но Сочи - особый мир! И когда бархатное осеннее солнце прогревает сочинскую гальку до температуры остывающей печной трубы, то обычные серые камни, с прожилками белого кварца, превращаются в естественный обогреватель, источающий запах экзотических водорослей и чего-то по-настоящему древнего.

А вот в октябре-ноябре солнце в Сочи ласковое, нежное, я бы даже сказал - трепетное. С чем его сравнить? Быть может, с наивным поцелуем подростков? Не тривиально ли? А что если попробовать объяснить это так. В Санкт-Петербурге в октябре-ноябре – много-много: плюс четыре, в Москве - усталые прохожие вот уже неделю месят на тротуарах тягучие комья грязи, в Ростове, на вокзале, - сам видел! - крутобокие такси, как в шубы, укрылись сиреневым инеем. А в Сочи, на пляже санатория «Салют» галька, как и летом, - светло-серая и округлая. И температура ее по прежнему летняя: немногим меньше, чем у остывающей печной трубы!

Впрочем, в полной мере оценить роскошь сочинского межсезонья могут только смельчаки, у которых хватает духу окунуться в осеннее море. И не просто войти в него, а броситься в воду с прибрежного волнореза.

Только вообразите: вот они, три поросшие бурыми водорослями скользкие бетонные плиты (одна чуть завалилась набок). Идти на крайнюю - серьезный риск: передвигаешься, придерживаясь за острую кромку руками. Ветер сыплет на спину острые иголки соленых брызг. Грязно-серые гребни, перекатывающиеся через «фундаментальный» «студень» волнореза, хлопают по икрам резиновыми ластами: норовят сбить с ног; острые камни впиваются в подошву. А в глубине сознания, подобно «мысленному древу» из «Слова о полку Игореве» вырастает образ мрачной глубины. Что ждет там, в морской пучине? Точно ли радость? Или острая боль?

Страшно!

Адреналин накачивает жилы, как насос камеру; сердце стучит, как вечевой колокол.

Но вот, наконец, и вершина волнореза. Нужно решаться на прыжок. Сейчас-сейчас, только набрать в легкие больше воздуха... Толчок! Секундный восторг падения. И темнота... Оглушающая абсолютная темнота! Темнота и ледяной холод! Вы встречались когда-нибудь со смертью? Не с предощущением смерти, не с ее видом, а с ней самой: вы когда-нибудь умирали? Мне кажется, что если у смерти есть свойства, то они ее делают именно такой: невозмутимой, холодной, глубокой. И нужно приложить серьезные усилия – уж не знаю, чего там: быть может, воли? - чтобы оттолкнуть от себя смерть, отрешиться от безмятежности, и ЗАХОТЕТЬ снова вернутся к свету!

В начале прошлого столетия - кто не знает! - в России существовала секта, так называемых, «бессмертных». Ее последователи считали, что никогда не умрут, ибо смерть, по их представлениям, приходит только к тем, кто не желает бороться за жизнь. Насколько мне известно, в конечном счете, до торжества научного атеизма никто из них все-таки, не дотянул. Но! Я знаю точно, что, например, мои бабушка и мама ушли из этого мира именно в тот момент, когда узнали, что их болезни - неизлечимы. А вот что касается моря и его глубин... Море - еще не смерть. Толщи морской воды - всего только, предложение побороться за жизнь, оценив реальные перспективы смерти. И если, всплыв на поверхность, дать себе труд пару раз взмахнуть руками и сделать еще пару-тройку гребков в сторону буйка, море нежно укутает вас невесомым пуховым одеялом. И вот тогда – именно в этот момент! - вы впадете в состояние, близкое к эйфории.

Вы, кстати, спрашивали, что объединяет противоположные цвета солнечного спектра? Могу сказать точно: в осеннем Сочи их объединяют багрянец, пурпур и золото. Осень золотит листву деревьев на склонах гор, а улыбчивое октябрьское солнце подсвечивает верхушки волн золотым, рыжим и алым. Бодрые осенние лучи пронизывают сизые тучи, как серебряные струны деку арфы. Гармония и блаженство охватывают природу, и непередаваемое ощущение безмятежного покоя наполняет чистое, омытое свежестью, сознание.

Чего же еще не хватает? Быть может, музыки?

- Молодые люди, не хотите приобрести компакт-диски от автора-исполнителя? Недорого возьму: сто рублей - диск. Можно с автографом! - продавец музыки был высоким парнем, лет тридцати, с ладной фигурой, голубыми глазами и вьющимися соломенными волосами. Рубашка-апаш свободно спускалась на бежевые бриджи. Тяжелая спортивная сумка отягощала развернутые рельефные плечи. Общий вид - по ощущению! - Виталий Соломин периода «Летучей мыши».
- Мы, вообще-то, искупаться сюда пришли. Пляжный шоппинг – вне наших планов! А торговля-то как идет? Диски - ходовой товар?
- Пока похвастаться нечем! К середине дня продал только три диска. Да и то, знакомым...
- А что же вы без проигрывателя ходите? Кто же покупает песни по названию? А вдруг, - купишь «Мурку», а окажется «Марш» Мендельсона?
- Какой там «Мендельсон»! Меня в Сочи только ленивый не знает. У нас с приятелями в городе проект был: «Яшкина гора» назывался – не слышали? Присмотрели мы на побережье бесхозную горку, прибрались на ней, вынесли мусор: в общем, обустроили площадку. И стали собираться на ней, пели песни. К нам многие приходили, и даже мэры! Почему «Яшкина гора»? А моя фамилия - Яшкин. Олег Яшкин – собственной персоной! Я – Яшкин, следовательно гора – «Яшкина»! А со временем мы выпустили еще и альбом «Яшкина гора». Потом? А что «потом»? Потом власти приревновали нас к «Яшкиной горе»: решили, что мы «приватизируем» кус побережья! (Вы только об этом не пишите: кому это надо?) В общем, в конце концов, с «Яшкиной горы» нас «вежливо попросили»... И что же теперь остается? Чтобы записать альбом, я продал автомобиль. Вот, стараюсь, как могу, окупить затраты…
- А какую музыку пишете?
- Разную. Есть песни о Сочи, лирика всякая, есть шансон...
- Вообще-то, шансон - не вполне наш жанр. Вот если бы можно было прослушать.
- А вы купите один компакт-диск. Второй, в виде бонуса, я подарю вам бесплатно!
- А почему вы не концертируете? В Сочи - куча музыкальных фестивалей. Хорошие артисты, надо полагать, востребованы!
- Ну, почему: мы иногда участвуем в концертах! Вот, например, на инвестиционном форуме хотели выступить... Но концерты – они ведь для раскрученной группы: а наш заработок не стабильный, а у каждого - семьи! Так что, кроме музыки, у каждого из нас есть и другие проекты.
- Например?
- Например, мы предложили горадминистрации увековечить память летчиков, охранявших небо над Черноморским побережьем в годы Великой Отечественной войны. Хотим установить макет боевого истребителя в районе бывшего аэродрома.
- Вы предлагаете установить в Сочи памятник погибшим летчикам? – моя спутница молча протянула парню хрустящую сторублевку. Музыкант передал нам диски, поблагодарил и двинулся дальше. А я снова полез на волнорез.

Вы видели, как в Сочи начинается гроза? Белесые языки тумана - темно-фиолетовые у основания и светло-серые в завершениях - несколькими мощными потоками спускаются в ущелье горных рек. Небо оборачивается чем-то слоистым и многоцветным, как разварившийся сливовый кисель. Горы неторопливо и основательно погружаются в пары облаков. Между тем, каждое ущелье, любая, даже мельчайшая, складка местности просматриваются отчетливо: из каждой, - будто дымы бесчисленных костров, взметаются курчавые полоски тумана, так что остается непонятным: то ли это горы питают небо влагой, то ли, наоборот, - облака одаривают земную твердь избытками небесных паров. В эти мгновенья цвета неба крайне подвижны. Светло-серое, серое, белое, сине-черное и даже желтое сменяют друг друга с калейдоскопической быстротой. Лермонтовские «странники» перемещаются по небу со скоростью шального велосипедиста на замысловатом горном «серпантине», постепенно насыщаясь в движении чернотой. Нет, ну, действительно: где-нибудь на Среднерусской равнине, пожалуй, ничего подобного не увидишь!

Внезапно, на какую-то долю секунды, мир погружается в мрак. И вдруг - это всегда почему-то происходит «вдруг»! - прямо перед вами в землю вонзается кривой огненный жезл. Вспышка молнии ослепляет, делая мир бесцветным. А когда морок рассеивается, вы понимаете, что небо у вас над головой опять посветлело. В эти мгновенья небо определенно серое! Молнии, однако, сверкают уже повсюду, не останавливаясь ни на секунду: то вблизи вас, то далеко в горах. От чувства страха, смешанного с восторгом, грома почти не слышно. Его рокочущие раскаты, многократно умноженные эхом, отстают от блеска молний на минуту и больше. Грома не слышно. Но рев стихии заполоняет весь мир.

И неожиданно, разом, все затихает. Гроза прекращается так же внезапно, как и началась. Казалось бы, вот только-только с неба низвергались ревущие водопады - и вот уже снова расцветает солнышко. Стоишь весь мокрый - от кончиков волос до ниток носков! - а тебе уже улыбаются зеленью свежевымытые блестящие листья, а птицы щебечут так, как будто это последняя песня в их жизни! И только буро-желтая от пережитого потопа речушка Сочи шальными пенными бурунами напоминает, что вспыхнувшая и угасшая в горах гроза не была плодом больного воображения, и что природа в очередной раз мягко напомнила человеку о том, что он - слаб, а жизнь - непредсказуема и скоротечна!

Так вот. Как только в этот день я вынырнул на поверхность вод у волнореза санатория «Салют», как сразу заметил, что небо над горами враз почернело. И хотя красное осеннее солнце еще расцвечивало задорными бликами почти полированные откосы причудливых пляжных конструкций, лазурь небосвода стремительно наливалась чернотой, последовательно сменяя оттенки: от очень нежных до безусловно грозных.

Я изо всех сил погреб к берегу.

Не успели мы выбежать на автобусную остановку перед «Салютом», как грянул гром и хлынул скоротечный субтропический ливень.
- Срочно вызывай такси! - честно говоря, я не был уверен, что выговорил эту фразу отчетливо: от нежданно охватившего нас холода зубы выбивали ритмы «Танца с саблями» Арама Хачатуряна.
Машина, слава Богу, прибыла быстро. И как только мы отъехали от «Салюта» - метров пятьдесят, не больше! - по капоту, по крыше, по ветровому стеклу - принялся барабанить крупный, с голубиное яйцо, град.

Град? В Сочи? В межсезонье? Не поверите, но именно так! То, что творилось за окнами, было похоже на сказки обманщика Гофмана. Только вообразите: температура воздуха никак не ниже двадцати градусов, а асфальт под колесами похож на огромный ледовой каток, на котором одновременно взрываются десятки тысяч блестящих электрических лампочек.

- Не надоело слушать ветер? В автомобиле есть СД-проигрыватель? Не хотите «врубить» синглы нашего знакомого?
Водитель включил приемник. Приятный мужской голос, с хорошо поставленной дикцией, провозглашал традиционную здравницу в честь гостей курорта. Затем возник синтезатор. Незамысловатая мелодия, записанная на «минусах», практически не была сведена с вокалом: «Приезжайте в гости к нам на Юг:/ Питер, Минск, Ростов и Заполярный Круг!/ Рады будем вас увидеть здесь/ мы/ вновь./ Вам подарим в Сочи свою радость и любовь…».
- А что там еще на диске? Посмотрите на упаковке...
- Куча шлягеров: «ДПС-ник», «Велосипедист», «Рыбак», «Эротика», «Супружеская ругань», «Быдлячий менталитет», «Стерва», «Дед Пантелей»...
- Понятно. Эти песни не под дождь - под водку! А что на другом диске?
- «Город Сочи», «Мечта», «Виноградная» (есть такая улица в Сочи!), «Природа», «Роза», «Кавказ», «Дыхание юга»...
- Ага! Это уже ближе к теме!
Таксист с готовностью нажал на кнопку.

Между прочим, а как вы думаете, что означает термин «курортная специфика»? То есть, что он означает на Кавказе, и, конкретно, - в Сочи? В каком другом месте на тесном нашем «шарике», в разгар осени, можно попасть под град при двадцатиградусной жаре? А что вы скажите о двойной радуге над речкой Сочи? (Было, было и такое в разгар лета!) Ну, и как, скажите, на милость, в таком климате не творить? Мне кажется, что если Бог дал какому-нибудь условному сочинцу самые минимальные способности, то он не может, не имеет права не танцевать, не петь и не слагать стихи!

Вот, скажем, Олег. Не буду кривить душой: мне лично его шлягеры не понравились. Ну, не ощутил я в них ни горной грозы, ни соленого ветра, ни многоцветья радуги. Увидел нормальное желание заработать. (А что здесь плохого? «Курортная специфика!»). При этом, в отличие от торговых менеджеров, мне лично кажется предельно глупым, когда еще ДО рождения текста, автор адресует его некому «условному туристу». «Туристом» каждый из бывает только время от времени; Человек же живет в человеке всегда! В том числе, и когда мы – туристы… Словом, песни Олега - не для меня!

Но что касается желания творить…

Песнь созвучий, строф круженье – нежная капель.
Тонкой ивы блеклой тенью
убывает день…
Грозным ревом, женским стоном -
рифмы водопад!
Он родиться тщился новым
тыщу лет назад.

Как словам доверить грубым, что в душе ношу?
Стих – чудесная стихия:
шепот, шелк и шут.

Ливень липнет, как подлиза,
стих - бесценный дар.
За плечом клубятся лица,
как над речкой пар.

Как словам доверить грубым, что в душе ношу?
Я себе не верю нынче,
коль стихи пишу.

Нет, разумеется, это не первый мой опыт стихосложения. Но слова, которые приходят в Сочи...

А, кстати сказать, что это такое - творчество? Разве творчество– не сродни прыжку с волнореза в незнаемое осеннее море? Разве не нужно обладать толикой авантюризма, чтобы окунуться в неверную стихию без надежной гарантии всплыть на поверхность? Разве не необходимы известные усилия, чтобы из мрака ощущения вырваться к свету Слова? Что ожидает ныряльщика на поверхности вод? Что озарит его, что взволнует? Кто знает! Один, скажем, заметит, что скрюченные листья осеннего клена чем-то походят на сморщенную руку забубенного пропойцы, протянутую за милостыней. Другому – поклоннику конструктивизма – покажется, что, одетый в «ушастый» чехол, древний мотоцикл смахивает на диснеевского мышонка, уткнувшегося в головку голландского сыра. Кому-то придут в голову эффективные бизнес-идеи. Кто-то придумает новое приложение к Windows. А кто-то - почему нет? – на смятой ресторанной салфетке запишет задорный сингл «Папиросница». (Да, кто, собственно, сказал, что людям не нужны «Папиросницы»? «Кент» - если хотите! - по социальной значимости, ничем не уступает Канту! Никто не обязан нравиться каждому!) И поэтому еще кто-нибудь... Да, просто ощутит кайф от волшебного прикосновения теплого синего моря! Просто окунется в темные глубины неотчетливого…

И ВСЕ!

А разве мало?

Сочи. Межсезонье. Хорошо!

• "Черноморская здравница", № 115 (20145),09.07.2009 (четверг) - с.2.