чАСТЬ ПЕРВАЯ. «Три
Донбасса»/ Р.В.Манекин. Донецк Forever. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ ДОНЕЦКОГО КРАЯ
Очерк
третий. «За Ленина, за Сталино!» (Донбасс: от Гражданской
к Отечественной)
В 1921 году Украину и центральные районы
России поразила сильнейшая засуха. В сложной экономической ситуации СНК
Ульянова-Ленина принял решение об
изъятии на Украине, традиционно считавшейся житницей Российской империи, запасы
хлеба. Одновременно Ленин настоял на эвакуации в обезлюдевший в Гражданскую
войну Донецкий регион 439 тыс. беженцев из голодающего Поволжья. Первоначально
из волжан предполагалось сформировать рабоче-крестьянские продотряды, но, в
конечном счете, этот прожект так и не был реализован. В 1921 году, объективно,
хлеба на Юге России также не хватало. Тем не менее, зерно из Украины начали
вывозить. Причем, до 15 января 1922 года только из Донецкой губернии, которая в
1920 году, почти случайно (точнее: по произволу центральных властей), оказалась
в административных границах советской Украины, было вывезено 120 тыс. пудов хлеба. В результате, в 1921 –1922 гг. на
Украине, в том числе и в Донбассе, разразился невиданный голод. Были отмечены
случаи людоедства. По подсчетам донецких совработников в 1921-1922 гг. в
Донецком регионе голодали до 500 тыс. человек. В результате Гражданской войны численность населения края
уменьшилось на две трети, экономический коллапс охватил горную,
металлургическую, химическую (углеобогатительную) промышленность края.
Последнего Владимир Ульянов и Лев Троцкий
(Бронштейн) допустить не могли: в 1921 году
Сергей Каменев (Лев Розенфельд), Михаил Тухачевский и Гая Гай (Гайк
Бжишкян), еще только вернулись из бесславного похода на Варшаву (Рижский договор с Юзефом Пилсудским, передававший
Польше Западную Белоруссию и Западную Украины, был подписан только в марте 1921
года). На очереди стояли «тамбовщина» Александра Антонова (лето 1920-осень 1921 гг.), Кронштадт (28 февраля-18 марта 1921
г.) и «малая гражданская война»
(массовые выступления крестьян в Поволжье, на Дону, Кубани, в Западной и
Восточной Сибири, на Урале, в Белоруссии, Карелии, Средней Азии в 1920-1921 гг.).
Военные действия в 1918-1920 гг. носили характер маневренной (не позиционной), «паровозной» войны. Восстания крестьянских масс одновременно в
различных уголках бескрайней России требовали оперативного перемещения
войсковых и карательных команд. Поэтому, в начале 1920-х гг. молодая республика
Советов как никогда остро нуждалась в донецких угле, металле, машинах, станках,
паровозах, рельсах, котлах и металлоконструкциях. А Донбасс «стоял». В этой
связи 31 марта 1920 года IX съезд РКП (б)
принял решение о создании Донецкой трудовой армии (ДОНТА) - территориального
военизированного подразделения, предназначенного для решения текущих
хозяйственных задач.
Еще в феврале 1918 года 2/3 донецких шахт
были национализированы, в 1919 году в государственное управление были переданы
банки и крупные металлургические и машиностроительные предприятия региона. В
течение 1920-1921 года бойцы ДОНТА взяли под контроль 14 шахт в ключевых
районах Донецкого бассейна. В этот же год отдельный трудполк запустил коксовую
и доменную печь в Красном Лимане. 12 февраля 1921 года на усиление «угольных полков» ДОНТА, в
Донецкий бассейн были переброшены 15 военно-строительных отрядов, инженерный
полк ВЧК, инженерный батальон и ремонтные мастерские Красной Армии. К весне
1921 года, правда, в виду массового дезертирства голодных, разутых и раздетых
трудармейцев, ДОНТА фактически
прекратила свое существование. Однако к
концу мая 1921 промышленный механизм «ленинско-сталинского Донбасса»
мало-помалу был запущен.
В 1921 году X
съезд ВКП (б) принял решение о переходе партии к новой экономической политике.
НЭП, в частности, предполагал, перевод промышленности на хозрасчет, селективное
допущение иностранных концессий и временное разрешение частной торговли. В
соответствии с «Капиталом» Карла Маркса, тяжелая промышленность считалась
«локомотивом» хозяйственных преобразований, способным вытащить из разрухи
экономику РСФСР. Поэтому уже с начала 1920-х гг. советская власть особое внимание
обращала на развитие тяжелой промышленности, основные отрасли которой с начала XIX в. базировались в Донбассе.
В этой связи, во исполнение решений X съезда ВКП (б)
в Донецком бассейне были организованы государственные промышленные синдикаты, в
рамках которых большевики пытались воссоединить разорванные в годы гражданского
противостояния 1918-1920 гг. ключевые технологические цепочки и, прежде всего,
«уголь» - «кокс» - «металл» - «транспорт». Так в начале 1920-х г. в Донбассе
появились тресты «Югосталь» (объединял Юзовский, Макеевский, Петровский
меткомбинаты), «Химуголь» (Лисичанские, Скальковские, Донецкие рудники),
«Транспорткопи» (к железной дороге были прикреплены Байракское и Ровенское
рудоуправления). Помимо указанных, в 1921 году уголь в Донбассе добывали
«Солитрест», Паевое товарищество «Уголь» (ПТУ), «Аркампром» и «ГПУ». В 1922 г. в регионе было создано управление государственной
каменноугольной промышленности Донецкого бассейна («УГКП») и донецкий антрацит
начинает экспортироваться в Европу, США, Южную Америку, Канаду и ряд стран
Азии. Одновременно, после 1921 года небольшое количество мелких шахт и
отдельных горных участков (напр., Дружковский, Щербиновский, Марьинский,
Алмазный, Успенско-Ольховский, Дебальцевский, Криндачевский и др.) были
переданы в руки частных арендаторов. К декабрю 1927 года и, особенно, после
первого в СССР политического процесса
1928 года по делу шахтинской «Промпартии» (инициатор дела – бывший эсер, затем
анархо-синдикалист, а в 1928 гг. – сталинский чекист Ефим Евдокимов), хозрасчет
на донецких предприятиях был вытеснен государственным планированием и
распределением, тресты превратились в региональные представительства
республиканских и союзных министерств, а мелкие арендаторы - отправлены на
Колыму.
Суровое испытание русскоязычному Донбассу подготовила VII конференция КП (б) У (1923 года), принявшая решение о
«кореннизации» населения. Кампания по «кореннизации» проходила на Украине с
1923 по 1932 год и особенно активизировалась в бытность первым секретарем ЦК КП
(б) У Лазаря Кагановича (назначен в апреле 1925 года). Провозглашенная цель
коммунистической «кореннизации» состояла в попытке привлечь в органы
госуправления местные кадры, содействовать повышению грамотности населения
национальных окраин бывшей Российской Империи, и в целом, - способствовать демократизации общественной
жизни страны после завершения «большой» Гражданской войны. И в условиях,
скажем, Средней Азии или Кавказа такая политика, надо полагать, приносила
известные плоды: неслучайно, после кончины Иосифа Сталина 5 марта 1953 года,
политику «кореннизации» в масштабах СССР пытался возродить мингрел Лаврентий
Берия. Иначе было в Донбассе. В 1924 году, по распоряжению ВУЦИК, в Киев был
возвращен Михаил Грушевский, которого вскоре избрали действительным членом АН
УССР, и поручили провести «широкие и систематические исследования» в области
украинской истории. А тем временем, в Донецкой губернии к 1 апреля 1924 года на
обучение на украинском языке была переведена 181 средняя школа, из Центральной
и Западной Украины в Донецкий регион прибыли 546 «учителей» украинского языка,
в Донбассе были открыты многочисленные курсы по обучению «соловьиной мови»
взрослого населения края. В тоже время, в Мариуполе возникли 25 румейских и 16
урумских (греческих) средние школы и местное греческое население получило,
наконец, возможность, обучать своих детей на языке, которым они пользовались в
обиходе. Между тем, русскоязычный рабочий Донбасс сопротивлялся
ленинско-кагановической «кореннизации», как мог. Например, в ноябре 1925 года
донецкая газета «Диктатура труда» разместила на своих страницах почти
провокативное объявление: «Заметки на
украинском языке не принимаются», а региональные СМИ, тем временем, как бы
индифферентно, замечали: «в Сталинском
округе фактически все парторганизации и абсолютное большинство из 11800 рабочих
- русские». После укрепления в Москве личной власти Иосифа
Джугашвили-Сталина, который в кампанию по образованию СССР (30 декабря 1922
года) выступал за федеративное устройство бывшей Российской империи, в 1932
году политика «коренизации» была
признана «буржуазно-националистическим перегибом». Заключительным аккордом
«корренизации» 1920-1930 гг. явилось избрание в январе 1931 г. вторым
секретарем ЦК КП (б) У будущего личного помощника Иосифа Сталина Павла
Постышева, который организовал на Украине «чистку» ее организаторов. В ходе
постышевской «чистки» 15 тысяч советско-украинских отвтработников были сняты с
занимаемых постов, а «сменовеховца» Михаила Грушевского выслали в пределы РСФСР
(где он умер в 1934 году). 7 июля 1933 года покончил жизнь самоубийством
(застрелился) главный идеолог украинской «коренизации», заместитель
председателя СНК и председатель Госплана УССР, Николай Скрыпник. В 1937-1938
гг. активисты ленинско-кагановической «кореннизации» рангом поменьше и, в их
числе, приазовский грек Георгий Костоправ, были отправлены в сталинские лагеря,
а к началу Отечественной войны 1941-1945 гг. многие из них были расстреляны (Г.
Костоправа расстреляли в 1938 году). Тем временем, к началу 1933 года идея
«кореннизации» проникла в веймаровскую Германию, где стала одной из
идеологических опор развивающегося национал-социализма (см., напр., раб.
раннего Мартина Хайдеггера, в более примитивной форме – у Генриха Геббельса и
др.).
Начало первых пятилеток (декабрь 1927 года) в
Донбассе совпало с новой волной хлебных затруднений, вызванных увеличением
экспорта зерна, происходившим на фоне сокращения посевных площадей. В конце
1920-х гг. украинский хлеб в больших количествах вывозился за рубеж в обмен на
оборудование и сырье, необходимые для восстановления промышленности страны и,
прежде всего, Донбасса. Поэтому в 1927 году спущенные «сверху» закупочные цены
на зерно оставались очень низкими (ниже себестоимости произведенного продукта),
что, в свою очередь, привело к уменьшению объемов крестьянских посевов. В 1927
год выдался неурожайным, и донецкие, впрочем, как и украинские, и российские
крестьяне приостановили поставки зерна на рынок. А в это время московское
руководство приняло очередное решение об увеличении импорта хлеба из СССР. В
республике Советов, в том числе Донецком крае, в очередной раз начался голод.
После событий 1927 года в Москве разгорелась общепартийная дискуссия о методах
социализации российской деревни. В споре участвовали Иосиф Сталин и Лазарь
Каганович, с одной стороны, и Николай Бухарин и профессора и слушатели
московского Института красной профессуры,
с другой. В конечном счете, победила точка зрения Сталина. И
коммунистическая партия большевиков пришла к выводу, что «мелкотоварное крестьянское производство перестало удовлетворять
потребности народного хозяйства, стоявшего перед необходимостью
крупномасштабной индустриализации, необходимого
для повышения обороноспособности страны в условиях агрессивного
капиталистического окружения». 27 декабря 1929 года газета «Правда»
опубликовала программную речь Иосифа Сталина о «ликвидации кулачества, как
класса». Так началась советская
«земельная реформа».
На самом деле, в СССР, и в частности, в
Донецком регионе, крепкие крестьянские хозяйства были уничтожены еще в годы революции и «военного
коммунизма». Например, обширные земельные угодья приазовских греков были
объявлены помещичьими землями и конфискованы в пользу государства еще в 1918
году. При этом рядовым крестьянам досталась только малая толика изъятых у
«помещиков» земель, а основная масса угодий ушла в пользу государства.
Сокрушительный удар по среднему донецкому землевладению был нанесен в голодном
1927 году, введением «твердых заданий» (фиксированных закупочных цен на зерно)
и спущенных сверху норм хлебосдачи. При невыполнении этих норм, явно
завышенных, крестьянские хозяйства подвергались конфискации. В результате, к
началу 1928 года в Донбассе уже не осталось, по настоящему, обеспеченных
крестьян. Тем не менее, в конце 1930-начале 1940 –х гг., политика
раскулачивания привела, в частности, к выселению из Приазовья (чаще, правда, -
к расселению внутри округов Донецкой губернии) таких семейств, как «кулацкая»
семья И.С. Андрианова (хозяева имели 4 лошади,
3 коровы, 1 теленка), семья К.Г. Моруженко (на 6 душ - 2 лошади и 2 коровы) и
т.п.
Логичным завершением раскулачивания 1930-х
гг. стала сталинская коллективизация – объединение мелких и мельчайших хозяйств
донецких крестьян в сельскохозяйственные коммуны, а позже - в не менее легко управляемые колхозы и
совхозы.
***
В сущности, в начале 1930–х гг.
правительство Михаила Калинина и ЦК Иосифа Джугашвили-Сталина стремились
повторить успех «модернизации» 1890 гг. Сергея Витте. Однако для осуществления
качественного прорыва в отечественной промышленности, в котором, в том числе, и
по военным соображениям, действительно, остро нуждалась Советская власть,
необходима была энергия масс, в XIX – нач. XX вв.
аккумулированная в деньгах. В отличие от фон Витте, который действовал в
благоприятной международной обстановке
(включая ее финансовые аспекты), возможности коммуниста Сталина по привлечению
финансовых средств из-за рубежа оказались существенно ограниченными. Нет, при
проведении сталинской индустриализации и конкретно: в поставках новейшего
оборудования технологий в конце 1920-нач. 1930-х гг. и, особенно, после
заключения сепаратного договора в Рапалло, 16 апреля 1922 года, серьезную
помощь режиму Сталина оказывали отдельные немецкие, а после 1928 года - и американские предприниматели, в частности,
тот же Арманд Хаммер (официальное признание США Советской России последовало
только в 1933 году). Но делали они это в обмен на советское золото, сырую
нефть, лес, хлеб, масло и сахар. В целом, во вт. пол.1920- нач.1930 гг. Иосифу Джугашвили приходилось действовать в
условиях недружественного капиталистического окружения, в тенетах созданной в
1919 году по итогам Первой мировой войны антибольшевистской Версальской
системы. Это означало, что необходимые для индустриализации ресурсы он должен
был изыскивать внутри страны. 9 ноября 1906 года, земельной реформой Петра
Столыпина был начат процесс разрушения полуфеодальной российской общины,
обещавший высвобождение огромных объемов человеческой энергии. При этом,
реформа Столыпина (нач. XX в.) покоилась
на прочном фундаменте финансовых достижений фон Витте (кон. XIX в.), и дополнялась практикой льготного налогообложения
иностранных капиталов, притекающих в открытую экономику страны при жестком
государственном контроле над ее ключевыми отраслями. Сталину приходилось
действовать в прямо противоположных условиях. В том числе, и в условиях
фактического (связанного с программными установками коммунистической идеологии)
отказа от денег, как исторически сложившегося аккумулятора человеческой
энергии. И в этой ситуации Джугашвили-Сталин проделал маневр, обратный столыпинскому:
ликвидировал стоимостное значение денег, уничтожил «кулачество, как класс»,
загнал крестьянство в колхозы и совхозы, и поставил во главе коллективных
сельхозпредприятий послушных номенклатурных управленцев, безразличных к нуждам
трудовых селян. Традиционная российская
деревня при этом почти полностью вымерла (читайте «Мужики и бабы» Бориса
Можаева, читайте «Матренин двор» Александра Солженицына). Однако
количество человеческой энергии, «выдавленной» таким образом из российской
«глубинки», оказалось достаточным для индустриализации районов, уже имевших
опыт «модернизации» конца XIX-нач.XX вв.: Донецкого бассейна
(здесь в 1930-е гг. были построены «Азовсталь», Краматорский завод тяжелого
машиностроения, Зуевская ГРЭС,
развивался Горловский азотнотуковый завод, Зуевская ГРЭС, Славянский
завод строительных машин, заводы горного оборудования и машиностроения, др.),
Приднепровья («Запорожсталь», «Днепрогэс», проч.), Урала («Уралмаш», «Магнитогорский
меткомбинат», др.), Поволжья и Сибири. При этом сталинская индустриализация
проводилась «точечным» методом: она
касалась, главным образом, тяжелой промышленности и основывалась на при
приоритетном снабжении 60 (из 1500) основных объектов советского
промстроительства. Для полномасштабной индустриализации новых хозяйственных
регионов, таких как Внутренняя Сибирь, Крайний Север и Дальний Восток, в 1930-х гг. энергии
разрушаемой российской деревни уже не хватило. Как следствие, основной груз и
основные свершения советской индустриализации легли на плечи украинского
Приднепровья, но, главным образом, сталинского Донбасса.
В результате, именно, на 1930-е гг. - годы
первых пятилеток, стахановского движения и разгула сталинских репрессий -
приходится расцвет Донбасса Иосифа
Джугашвили-Сталина.
***
В 1930-е годы, отталкиваясь от созданной
поколением Горлова и братьев Рутченко промышленной инфраструктуры
Донецко-Приднепровского экономического района (современные - Днепропетровская,
Донецкая, Запорожская, Кировоградская, Луганская, Полтавская, Сумская,
Харьковская области), производственный опыт, накопленный на горных проходках и
у сталеплавильных печей хьюзовского Донбасса, путем предельной, вплоть до осуждения
за опоздание на работу (так, в частности, правда, уже в 1940-е гг., был осужден
электрик Димитрий Волков, дядя автора) эксплуатации выкаченных из российской
деревни человеческих ресурсов, а также - подключив к делу специально
организованный «трудовой энтузиазм» рабочих масс, большевики заново превратили
Донецкий бассейн в крупнейшую индустриальную базу страны. В результате, к
началу 1940 года сталинский Донбасс давал 85,5 млн.т. или 60% общесоюзной
добычи угля, на донецком угле работало около 60% предприятий металлургии и
железнодорожного транспорта, около 70% химической промышленности, около 50%
электростанций СССР. Металлурги области в это же время давали 30% общесоюзной
выплавки чугуна, 20% стали, 22% проката.
Общественно-политическая жизнь Донбасса этого периода напоминала «броуновское движение». К 1930 году на угольные шахты были мобилизованы 10 тыс. комсомольцев Украины. Тысячи и сотни тысяч русских, белорусских, украинских, молдавских, проч. крестьян (и, среди них – Иван и Варвара Манекины, деды автора) эшелонами прибывали в Донецкий край, отчасти – по сталинскому призыву, но, главным образом, - подгоняемые радикальными переменами деревенской жизни и, следующей за ними, костлявой рукой голода. Одновременно, десятки и сотни донецких партийцев, приобретших уникальный опыт работы в крупной промышленности, активно рекрутировались в различные «горизонты» управления советской хозяйственно-партийной системой. Классическими примерами административного «взлета» «донецких» в конце 1920-начале 1930–х гг. стали член бюро Юзовского окружкома КП (б) У (1924-1926 гг.) Никита Хрущев, занявший после смерти Сталина должность первого секретаря ЦК КПСС (1953-1964 гг.), секретарь Донецкого обкома КПУ (1936 г.) Александр Щербаков, в 1938-1945 гг. работавший первым секретарем МК и МГК КПСС, а в 1942 году командовавший Главным политическим Управлением СА и Совинформбюро СССР, а также Александр Засядько, бессменный руководитель сталинского углепрома (1947-1955 гг.), впоследствии – заместитель председателя Совета Министров СССР (1958-1963 гг.), др.
К концу 1930-х гг. власти региона стали ощущать недостаточность «политики кнута» для дальнейшего наращивания темпов индустриализации и, «посоветовавшись со старшими товарищами», решили дополнить ее «политикой пряника». В роли «пряника» использовались общественное поощрение лидеров зародившегося в Донбассе «стахановского движения» (Николая Изотова, Алексея Стаханова, Макара Мазая, Петра Кривоноса, Прасковьи Ангелиной и др.). По сути, движение Стаханова (правильнее его было бы назвать «движением Изотова», чей рекорд был установлен раньше) представляло собой пропаганду специально организованных трудовых «прорывов» на отдельных участках производства и, с экономической точки зрения, скорее наносило вред, чем приносило пользу, поскольку искусственные «достижения» «передовиков-новаторов» вели к дезорганизации производства и вносили сумятицу в рабочий процесс. При этом, дух номенклатурного «соревнования» создавал нездоровую атмосферу в трудовых коллективах, порождал трудовые конфликты. Так, в результате одного из таких конфликтов, возникших в начале 1941 года, под колесами заводской «кукушки» (заводского паровоза) оказался макеевчанин коммунист Михаил Волков, оставивший без кормильца жену с тремя детьми, а его обидчик, по рассказам друзей Волкова, тремя месяцами позднее свалился в вагонетку с раскаленным шлаком, следовавшую на заводские отвалы. Во вт. пол. 1980 –х гг., в условиях отсутствия реальных производственных достижений, заранее спланированные рекорды на донецких промпредприятиях стали едва ли не основой формой комсомольской отчетности перед вышестоящими органами. Однако, в конце 1930-х гг. стахановское движение было делом новым, любопытным. Практика, по выражению Александра Солженицына, «туфты» только набирала силу. Так что пропагандистский эффект был велик. И, главное, - по достоинству был оценен правительством Михаила Калинина и ЦК партии Иосифа Джугашвили-Сталина.
Важно также, что, стимулируя трудовой
энтузиазм народа стахановским «пряником», сталинские наркомы никогда не забывали
и о ежовско-бериевском «кнуте». Только в 1937-1938 годах в Донецком регионе
были арестованы 4265 немцев, 3777 поляков и 3628 греков, а всего в период с 1937 по 1940 годы по 54-й статье УК
СССР в Донбассе были осуждены 20 тыс. человек, 13 тыс. из которых были
расстреляны. Так, расстрельный ров с останками репрессированных в 1930-1940 гг.
«донецких» в 1989 году раскопали активисты донецкого «Демократического Руха» Евгения Ратникова и В.А.Синеокий
(будущий лидер донецкого отделения украинской «Партии зеленых»).
Духовная жизнь, как известно,
развивается по законам, отличным от логики партийных и хозяйственных решений. Побочным
продуктом сталинской пропаганды явились художественные фильмы Всеволода
Пудовкина (28 февраля.1893 – 30 июня 1953 гг.) «Простой случай» (1930 г.),
«Дезертир» (1933 г.), проч., Ивана Пырьева (17 ноября 1901 – 7 февраля 1968
гг.) «Трактористы» (1939 г.), Александра Довженко (11 сентября 1894 - 25 ноября
1956 гг.) «Иван» (1932 г.), «Аэроград» (1935 г.), «Щорс» (1939 г.), Абрама Роома
(28 июня 1894 - 27.июня 1976 г.) «Манометр-1» (1930 г.), «Манометр-2» (1931 г.), «Строгий юноша» (1936 г.), «Эскадрилья N5» (1939 г.). Эти ленты, в том числе и замечательный фильм
Леонида Лукова о Донбассе 1930-х гг. «Большая жизнь» (1939 г. – первая серия,
1946-1958 гг. - вторая), создавались для мобилизации населения на выполнение
планов сталинских пятилеток. Но по странному свойству художественных произведений, да и вообще
художественного творчества, эти фильмы и, особенно, фильмы Лукова больше – и
особенно в деталях - рассказывают о реальной жизни советских «донецких» 1930-1940 – х г.,
чем хранящиеся в архивах реляции
партийных чиновников, заказные монографии и многократно переписанные школьные и
вузовские учебники.
22 июня 1941 года стало началом конца сталинского Донбасса. Донбасс защищали 187, 12, и 9-я армии, а также 383 шахтерская дивизия. Однако в результате просчетов Верховного командования, допущенных при обороне Киева, в октябре 1941 года шахтерский край практически без боя был сдан немецким оккупантам. Только малую часть промышленного оборудования предприятий Донбасса в 1941 году удалось эвакуировать на Урал, Среднюю Азию, Крайний Север, Дальний Восток и Восточную Сибирь, где в неосвоенных, но потенциально перспективных экономических районах, юзовские станки и донецкие рабочие кадры заложили фундамент местной промышленности. Например, осенью 1941 года 20 эшелонов оборудования успел вывезти мариупольский завод «Азовсталь», 800 вагонов – объединение «Донбассэнерго», 20 вагонов – Краматорский станкостроительный завод. В п.п. 1940-х гг. на донецком оборудовании «запустились» металлургические заводы в Узбекистане, Комсомольске-на-Амуре, Челябинске, были усовершенствованы производственные процессы на Гурьевском и Петровско-Забайкальском металлургических заводах. В годы войны 25 тыс. донецких горняков спустились в забои (вышли на угольные участки) на шахтах Кузбасса, Кизела, Караганды. В этот период директором уральского угольного комбината был назначен Александр Засядько, а ведущий трест «Кизеловуголь» возглавил А. Кратенко. Трудом «донецких» были введены в действие 180 новых шахт и угольных разрезов, освоены Байдаевское и Абашевское - в Кузбассе, Ангарское – в Средней Азии, Актюбинское – в Казахстане угольные месторождения. Осенью 1941 года из Донбасса был вывезен единственный в стране пресс мощностью 10 тыс. тонн, самый крупный в СССР бронепрокатный стан «4500». Остальное: склады, запасы техники и промтоваров, транспортные средства и люди – все досталась победителям. С приходом в Донецкий регион фашистов, на шахтах прекратилась откачка подземных вод, оборудование было затоплено, штреки загазованы, домны взорваны или забиты остатками плавки (возникли, так называемые, «козлы»). В 1941 году Государственный Комитет обороны СССР издал указ об эвакуации из прифронтовых областей населения и скота. Потрясающую картину «исхода» «донецких» из родного края осенью 1941 года нарисовал в «Молодой гвардии» Александр Булыга-Фадеев.
В 1941-1942 году на линии от Славянска до Азовского моря сосредоточилось огромное количество германских войск, полевой жандармерии и вспомогательных (в том числе, румынских и болгарских) отрядов. Почти весь период немецко-фашистской оккупации Донбасс находился в, так называемой, «военной» зоне, в которой действовали 180 советских партизанских отрядов и разведывательных групп, общей численностью до 4,2 тыс. чел. При этом линия фронта в степном междуречье Донца и Дона была чрезвычайно подвижной. В 1942-1943 годах немецкая администрация приложила огромные усилия для возобновления добычи угля в Донецком бассейне. В Донбасс в очередной раз пришли «Круп», «Сименс», «Опель», было создано горнометаллургическое общество «Восток». Тем не менее, к ноябрю 1942 году немцы сумели получить с донецких шахт всего 2,3% от нормы выработки угля за аналогичный довоенный период. Но неприятностей обрели до обидного много. В годы оккупации в прифронтовой полосе Донецкого края, в малых шахтерских городах, действовали сотни подпольных групп и мелких диверсионных отрядов. Подвиг одной из них, краснолиманской, лег в основу знаменитого, хотя и изобилующего трагическими неточностями, романа Александра Фадеева «Молодая гвардия». По рассказам очевидцев (Прасковья и Леонтий Волковы), основная масса населения в 1941-1944 гг. кормилось воровством из немецких и оставленных советскими войсками складов и «менкой» (обменом промтоваров на продукты) с сельскими районами Украины. За 12 месяцев 1942-1943 гг. оккупанты вывезли из Донбасса на работу в Германию 200 тыс. человек, в основном молодежь (в их числе, и братьев Манекиных: Николая и Анатолия), 279 тыс. жителей региона были уничтожены. В 1943 году только немногие из донбассовцев вернулись на работу в шахты и на транспорт (например, Илларионович), за что уже после войны получили сталинскую «десятку» (дело в том, что на германском транспорте в Донбассе работала военизированная охрана, работники которой приравнивались к полицейским). После разгрома немцев на Курской дуге, в августе-сентябре 1944 года, «большой кровью» и невиданным героизмом рядовых бойцов Южного (командующий – Федор Толбухин) и Юго-Западного (Родиона Малиновского) фронтов, проявленным реке Миус, в районе древней половецко-татарской Саур-Могилы и на Северском Донце, Донбасс был освобожден.
К
моменту возвращения Советской Армии на территорию Донецкого бассейна в
1944 году, в регионе осталось 48,8% довоенной численности населения, причем
наполовину сократилась численность мужчин, были разрушены 149 основных шахт,
уничтожено 1126900 кв. м. жилой площади, фактически перестали существовать
угольная и химическая промышленность, оказались выведенными из строя
большинство электростанций, железнодорожный транспорт, сельское хозяйство.
К сентябрю 1944 года Донбасс первых пятилеток
и стахановского движения был практически уничтожен. Причем, погибая, сталинский
Донбасс распространил волны модернизации 1890-1900-х гг. и индустриализации
нач. 1930 гг. на Крайний Север, Дальний Восток и в Северный Казахстан, до
которых ни у Сергея Витте в 1897 г., ни у Петра Столыпина в 1906 г., ни у
Джугашвили-Сталина в 1928-1932 гг. руки, что называется, не доходили. Именно в
военные годы во внутренних регионах СССР была сформирована инфраструктура
социалистической индустриализации кон. 1950-сер. 1960-х гг. и
научно-технической революции 1970-х гг. А, тем временем, в самом Донбассе во вт. пол. 1940-нач.1950-х гг. на
руинах города Сталино стали возводиться леса будущего социалистического
Донецка.
